Аристо́тель

Поэзия философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия больше говорит об общем, история - о единичном.

Правда заключается (…) в том, чтобы (…) иметь в виду не  закон, а законодателя, не букву закона, а  мысль законодателя, не самый поступок, а намерение человека, не часть, а целое.

[Прежде] демагоги [ вожди народа] были из среды полководцев (…), теперь же (…) демагогами становятся те, кто умеет красно говорить.

Преступление нуждается лишь в предлоге.

Привычка - вторая натура.

Привычка находить во всем только смешную сторону - самый верный признак мелкой души, ибо смешное лежит на поверхности.

Признак знатока - способность научить.

Принять за исходную посылку ложь и принять за исходную посылку невозможное - не одно и то же. Из невозможной предпосылки следует невозможное заключение.

При общности имущества для благородной щедрости (…) не будет места, и никто не будет в состоянии проявить ее на деле, так как  щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим добром.

Природа дала человеку в руки оружие - интеллектуальную моральную силу, но он может пользоваться этим оружием и в обратную сторону, поэтому человек без нравственных устоев оказывается существом и самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых инстинктах.

При чрезмерных страданиях люди ищут чрезмерного удовольствия, (…) полагая, что оно исцеляет.

Прорицатели выражаются о деле общими фразами именно потому, что здесь менее всего возможна ошибка. Как в игре в «чет и нечет» скорее можно выиграть, говоря просто «чет» или «нечет», чем точно обозначая число.

Раб - некая одушевленная собственность.

Раб – некая одушевленная собственность.

Раб - одушевленное орудие, а орудие - неодушевленный раб.

Раб предпочитает раба, господин - господина.

Разглашать склонны люди обиженные.

Разумный гонится не за тем, что приятно, а за тем, что избавляет от неприятностей.