Народ, не желающий кормить свою армию, вскоре будет вынужден кормить чужую.
Народ, не желающий кормить свою армию, вскоре будет вынужден кормить чужую.
На свете есть великое множество людей, воображающих, что они наделены талантом править, единственно по той причине, что они стоят у кормила власти…….
На следующий день после сражения при Иене прусские генералы просили у меня перемирия на три дня, чтобы, как они говорили, похоронить раненых, я же велел ответить им: «Думайте о живых и предоставьте нам заботу о мертвых только ради этого отнюдь не надобно никакого перемирия».
Наступит день, и история скажет, чем была Франция, когда я взошел на престол, и чем стала она, когда я предписал законы Европе.
Нации, народу, армии, всем французам не следует забывать о своем прошлом: ведь оное составляет их славу.
Невежда имеет большое преимущество перед человеком образованным: он всегда доволен собой.
Не давать людям состариться - в этом состоит большое искусство управления.
Неисправимая чернь повсюду обнаруживает все тот же дух безрассудства.
Ней был человеком храбрым. Его смерть столь же необыкновенна, как и его жизнь. Держу пари, что те, кто осудил его, не осмеливались смотреть ему в лицо.
Ней и Лабедуайер, как малые дети, позволили себя расстрелять: к несчастию, им не дано было понять, что еще совсем недавно, во времена революции, те, кто выигрывал время, в конце концов оказывались правы.
Необыкновенный человек бесстрастен по своей натуре: хвалят его, поощряют - для него это все равно: он слушает собственную совесть.
Не однажды в течение моей кампании 1814г. я задумывался о том, что для моих солдат нет ничего невозможного, они снискали себе бессмертное имя. В превратностях же судьбы меня повсюду сопровождала слава.
Неравное распределение собственности подрывает всякое общество и пагубно для порядка в стране, оно убивает предприимчивость и соревнование, крупная владетельная аристократия была хороша лишь при феодальной системе.
Не следует давать разрешение на брак парам, которые знают друг друга меньше чем шесть месяцев.
Несмотря на все интриги, в которые пускался Талейран, Людовик XVIII мог сделать из него только лишь первого своего слугу, несколько скрасив тем для. него сие вынужденное рабство.
Нет ничего более оскорбительного, чем ирония, примешанная к оскорблению.