Радован Караджич

Гаагский трибунал ― политический и юридический позор Запада и он должен быть, во что бы то ни стало, убран из Гааги, дабы неосведомленные люди не спутали его с регулярным Судом справедливости. Его стоит расценивать как  балаган, поскольку он именно это из себя и представляет. То, как он был сформирован и действует, ― это высшая степень лицемерия Запада и одновременно самое позорное его детище. Он особенно позорен тем, что не осудил виновных в преступлениях против мира, в развязывании войны, ― всех тех, кого действительно следовало бы посадить.

Если бы в Гааге работал настоящий судебный орган, я был бы готов поехать туда или дать показания по телевидению. Но трибунал в Гааге — политический институт, организованный для того, чтобы свалить всю вину на сербов.

Известно ли Вам, что 80 процентов убитых солдат ООН ― и это доказанный факт ― пали от выстрелов мусульманских снайперов? 80 процентов! Что же касается еще 20 процентов, то они остались невыясненными.

Мы горды тем, что создали сербское государство, не казня ни единого серба, мы горды тем, что установили порядок и законность, наладили экономическую жизнь и безопасность, сделали все, что должны были сделать мирным путем в качестве представителей законно избранной власти, как в органах местного самоуправления, так и на республиканском уровне.

Мы никогда не жили в государстве Босния, мы жили в югославской республике Босния. Ощущаете разницу? И сегодня мы не желаем быть частью несуществующего государства Сербия, мы лишь хотим сохранить свою неразрывную связь с сербским народом…

Наш  военный суд вынес примерно 5 000 приговоров, и 95 процентов осужденных были сербами… Гражданскими судами, насколько я информирован, было вынесено по крайней мере 250 приговоров против сербов, которые действовали незаконно против мусульман и хорватов.

Один русский писатель сказал, что Россию нельзя понять умом, а я бы добавил, что ее нельзя захватить оружием.

Религия оказывает огромное влияние на людей, в первую очередь на формирование системы ценностей. Оказалось, что исламский фактор для боснийских мусульман гораздо важнее, чем то, что они славяне, сербы, говорят на сербском языке. То же самое можно сказать и про наши отношения с хорватами. Мы одного происхождения и говорим практически на одном языке, но их католическая близость тоже не смогла преодолеть конфессиональные различия.

Я 30 лет был диссидентом, все мои  друзья были диссидентами при том режиме. Но мы были очень счастливы. У нас была Югославия, одна страна. У меня были друзья, стихи, профессия, семья. Но пришел кризис и мы должны были делать что-нибудь. Мы стали бы меньшинством в Хорватии, Боснии и Герцеговине под враждебными режимами и не могли допустить этого… Пришлось становиться политиками.

Я не чувствую себя преданным Сербией, так как она никогда не обещала, что не будет меня арестовывать. Я не знаю с чем они вынуждены были столкнуться, так как я не на их месте. Если у  государства был значимый повод и если мой арест помог Сербии и Республике Сербской, то мне не в чем их упрекнуть. Боюсь, что они за меня ничего не получили, так что с точки зрения интересов Сербии я был потрачен напрасно. Во всяком случае, я не имею ничего против того, чтобы встретиться со своей судьбой, все это борьба за мой  народ.