Россия | р. 1973 г. | Российский, затем норвежский востоковед, публицист, кореевед, переводчик..
Арестованные подверглись жестоким пыткам, но расправу над ними смягчило то обстоятельство, что 26 октября 1979 г. начальником Центрального разведывательного управления Южной Кореи — которое, собственно, и занималось расследованием дела Фронта — был застрелен сам диктатор Пак Чон Хи, планы которого по разработке атомного оружия начали вызывать серьезную тревогу у американских «кураторов» южнокорейского режима. Начальника разведки вскоре арестовала и приговорила к смерти группировка «новых военных», глава которой Чон Духван взял к концу 1980 г. фактическую власть в Южной Корее. Новому диктатору нежелательно было портить свою международную репутацию — и совсем уж дикая расправа над подпольщиками <…> была ему не с руки. В результате к смерти приговорили «всего лишь» Ли Джэмуна и Син Хянсика. Первый скончался от последствий пыток еще до исполнения приговора, 22 ноября 1981 г. Второго повесили 8 октября 1982 г., причем держался он, по свидетельствам палачей, с исключительным мужеством.
«Революционеры-подпольщики в Южной Корее 1970-х гг.»
Арестованный боец Фронта проявил, однако, необычайную стойкость — несмотря на нечеловеческие пытки, не выдал своих товарищей и объяснял попытку ограбления богатого дома просто своим собственным тяжелым материальным положением. Благодаря стойкости Ли Хагена Фронту удалось просуществовать еще несколько месяцев — до того, как большая часть его лидеров и бойцов была арестована в октябре-ноябре 1979 г.
«Революционеры-подпольщики в Южной Корее 1970-х гг.»
В 1979 г. профессор Ан был арестован вместе со всеми остальными деятелями Фронта — и первоначально приговорен к смертной казни. Лишь активные протесты математиков всего мира спасли ему жизнь: казнь заменили пожизненным заключением, а в 1988 г. хронически больного, но не сломленного математика выпустили из тюрьмы.
«Революционеры-подпольщики в Южной Корее 1970-х гг.»
В его действиях, как и в его музыке, многое неподготовленному человеку не понять. Родившись в семье музыкантов, уже давшей миру известных исполнителей, Ханин прославился как «бунтовщик» уже в старших классах музыкальной школы, где он исполнял навязывавшегося всем ученикам Моцарта в манере греческого модерниста Ксенакиса, и тем навлекал на себя гнев преподавателей.
В Корее политическая демократизация в определенной степени произошла, однако не хватает социальной демократизации. Изменить это положение может только партия левой ориентации.
«Внутреннюю биографию» Скрябина, озаглавленную «Скрябин как лицо», Ханон издал <…> в 1996 году. Книга эта – биография и в то же время художественное произведение – посвящена жизни, дружбе и музыке самого Скрябина и…. его друга Ханина. Биографии, в которых автор становится в то же время одним из героев – вещь практически неизвестная в русской и редкая в мировой литературе. И это – не просто вымышленный «диалог» с деятелем прошлого, а повествование о том, как Скрябин и Ханон вместе шли и идут к Просветлению. Жанр этой книги, «внутренняя биография» – совершенно нов. Речь идет о том, что Скрябин, собственно, не умер и живет внутри Ханина – и наоборот.
В своих беседах с товарищами по борьбе Ли Джэмун подчеркивал, что революционер должен быть по своему социальному характеру «батраком», а не «барчуком» — должен всегда быть готовым делать самую черную и трудную работу, невзирая на возраст, ранг и заслуги. В иерархически организованном южнокорейском обществе 1970-х гг., где от образованного мужчины среднего возраста уж точно не ожидалось, что он будет делать черную работу, такие воззрения были поистине революционными.
«Революционеры-подпольщики в Южной Корее 1970-х гг.»
Даже и не поверишь, насколько промыты мозги у населения Норвегии. Мы в СССР до такого не доходили. У нас понимали, что между написанным в газете и реальностью — большое расстояние. Но в Норвегии, кажется, народ верит всему, что рассказывают ему большие СМИ. Невежество в области внешней и военной политики особенно поражает. И не верится — насколько быстро можно превратить народ в идиотов.
Его можно назвать «анархистом от музыки», но в качестве анархиста он < Юрий Ханон > ближе не к князю Кропоткину, отрицавшему лишь государственную власть, а скорее Чжан Бинлиню (1869-1936), «даосу в анархизме», считавшему, что человечество должно вообще перевоплотиться в новый, более развитый вид, который не будет нуждаться во власти в принципе.
Жизнь в обществе, где сознание индивида формируют далеко не нейтральные — как правило, либо либеральные, либо националистические — СМИ, приводит к формированию в голове «среднего человека» устойчивых стереотипов. Устойчивых до патологичности. Даже с фактами в руках очень трудно бывает убедить обывателя в том, что все, чему его учили и учат в области гуманитарного или общественно-политического знания — или откровенная ложь, или полуправда, или, в самом лучшем случае, тенденциозно истолкованные факты.
Житие Скрябина, писанное Ханоном, решает задачу, которая «нормальными» биографами великого композитора не только не была решена, но по сути даже и не ставилась. Ханонъ тонко отслеживает стадии скрябинского внутреннего роста, приведшего в итоге былого выпускника Консерватории, золотого медалиста, виртуоза, «дворянского пианиста» и сочинителя романтических стихов к новой, принципиально другой жизни, проникнутой Идеологией и отдельным Смыслом. Это не обычная человеческая жизнь «профессионального музыканта» или даже великого, гениального композитора, а существование, проникнутое движением к последней Мистерии, во взыскании нового (сверх)человека и нового (сверх)человечества. Мы видим, как талантливый сочинитель и исполнитель постепенно перерастает и перепрыгивает через самого себя, познавая относительность и, в конечном счете, пустоту как общепринятых форм личного и общественного существования, так и конвенционального музыкального сочинения, постепенно — медленно, очень медленно, — приходя к преодолению «ветхого Адама» внутри и вовне, к жизни в качестве Лица — свободной, воссоединившейся со своим экзистенциальным Бытием Личности. Путь этот тернист, как и любая дорога к преодолению отчуждения от собственного «горнего», надчеловеческого Я, к тем высотам, где Я растворяется в Вечности. Но точно так же был тернист и путь Гаутамы Будды — от «нормального» подростка из «хорошей» семьи, а после — «нормального» аскета — к Просветленному, впервые показавшему людям, насколько относительно их существование, казавшееся столь единственным и незыблемым. Скрябин не называл себя буддистом, не является им и Ханон — в том самом смысле, в котором не был буддистом сам Будда, а Маркс, по его собственному заявлению, не был марксистом. История о двойном пути Скрябина и Ханона к Просветлению — это еще одно напоминание о том, что вовсе не внешний буддизм в форме догмы или ритуала ведет к Нирване, а самостановление в качестве Будды в своем собственном праве, процесс, который ни в какие догмы и «измы» не уложить. Чтобы дойти до источника и напиться воды, совсем не обязательно называть себя «водистом», нужно просто сделать первый шаг вперед, а потом уже ноги и потребность доведут сами. Это очень простая истина, однако человеку, потерявшемуся в словесных дебрях нашего мусорного времени, наверняка понадобится не одна книга Ханона, чтобы ее ощутить.
Не так давно, перед парламентскими выборами 11 апреля 2012 г., на одном из избирательных округов <…> развернулись интересные дебаты. Кандидат от ультраконсервативной (по состоянию на 2013 г. — правящей) партии «Сэнури» («Новый мир») обвинил своего соперника от либерально-центристкой Объединенно-демократической партии, Ли Хагена, в том, что тот «в прошлом был бандитом». Нет, в отличие от нынешней России, всамделишние «братки» в большой корейской политике — пока что редкость <…> Просто кандидат Ли Хаген — выходец из бедной крестьянской семьи <…> был в конце 1970-х гг., при фашизоидной диктатуре Пак Чонхи, членом подпольной революционной организации Фронт национального освобождения Южной Кореи.
«Революционеры-подпольщики в Южной Корее 1970-х гг.»
О южнокорейском «экономическом чуде» только ленивый, наверное, еще не писал. За счет кого и чего это «чудо» стало возможным, не пишет, естественно, почти никто. <…> Достаточно, например, заглянуть в статистику ОЭСР, где черным по белому написано, что средний южнокореец работает в год больше любого другого гражданина индустриализированной страны <…> О разнице в нормах эксплуатации в России и Южной Корее немало могли бы рассказать те приблизительно пять тысяч российских «нелегальных» иммигрантов, которые и участвуют, вместе с сотнями тысяч товарищей по несчастью из Китая, Вьетнама, Пакистана, Бангладеш и других стран, в поддержании «чуда» на плаву в бурных волнах новой Великой Депрессии. Если, естественно, увлеченная «чудом» российская пресса когда-нибудь даст им слово.
…после экономических катастроф середины 1990-х — в немалой степени вызванных развалом СССР <…> — качество социальных услуг в Северной Корее резко ухудшилось. Когда в больницах нет воды и отопления, когда перестают поступать обезболивающие препараты и операции приходится делать без наркоза — тогда даже высочайшая квалификация медиков <…> не спасает. Но принцип остается принципом — в Северной Корее до сих пор существует социальное государство советского типа
…про Северную Корею в «демократической» Южной Корее хорошо говорить нельзя. Именно так — нельзя. А то попадешь в тюрьму и будешь потом жить с клеймом «враждебного элемента» всю оставшуюся жизнь. До сих пор взаимоотношения Южной Кореи с Северной определяет Закон о государственной безопасности <… который> определяет Северную Корею как «антигосударственную организацию»
Революция мыслилась лидерам Фронта как восстание городского пролетариата, поддержанного широкими слоями бедноты — в Сеуле, Тэгу и Кванджу в первую очередь. На партизанскую борьбу в горных районах страны надежд было мало — южнокорейский режим уже показал в начале 1950-х гг., что способен успешно уничтожать очаги партизанского сопротивления в сельской местности. Но чтобы подготовить рабочих, мелких торговцев и студентов к восстанию, нужна была прежде всего массированная пропагандистская работа — и именно на нее Фронт бросил главные свои силы.
«Революционеры-подпольщики в Южной Корее 1970-х гг.»
Режим государственного террора по отношению к инакомыслящим — под ширмой «противостояния с Севером» — один из важных элементов сохранения «стабильности» в обществе сверхэксплуатации и насилия, каковым является на сегодняшний день Южная Корея. Только вот из российской прессы вы об этом точно не узнаете. Да и из западной, по большому счету, — тоже.